Автор: Анна Филимонова
Родительская роль, функция (в данном случае я ставлю эти определения как синонимы) — одна из самых важных, а с биологической, возможно, — самая важная для выживания вида. В ее задачи входит не только родить ребенка, передать ему знания и навыки адаптации, но также постоянный поиск путей адаптации и жизни, пока ребенок слаб и зависим.
Эта роль требует больших усилий оценки ситуации, принятия решения в пользу семьи, очень ответственного и взвешенного выбора (помните уже крылатую фразу о том, что в случае разгерметизации самолета маску надо одеть сначала на себя и только потом — на ребенка). В этой роли появляется мораль как способ передачи информации о социализации, а также понятия о правильном и неправильном.
Родитель — самая знакомая и понятная нам роль, самая отрепетированная и усвоенная с детства через собственное воспитание: учиться быть ребенком не нужно — мы рождаемся детьми. А вот родителем приходится учиться. Родители окружают нас с самого рождения и даже еще до него.
Если ребенок ищет в окружающем то, что его привлекает, реагирует на стимулы, интересуется, удивляется, тянется, то родитель всегда на страже: он оберегает, оценивает, отсекает лишнее и опасное, из интересного выбирает полезное, заботится о том, чтоб жизнь именно этого существа получила продолжение, порой ценой жизни окружающих.
Ребенок любопытен — родитель осторожен. Ребенок может сказать, что окружающее на него подействовало, приманив, соблазнов, очаровав.
Для родителя практически непозволительная роскошь переложить таким образом ответственность: он должен делать выбор и поддерживать род.
Для сознания ребенка мир полон возможностей.
Для родителя — напряжения, опасности, коварства.
Впитывая родителя — наполняясь этой ролью — становясь ею, мы все больше отгоражиаемся от окружающего. Этот процесс незаметный, естественный: мы перенимаем состояние других именно в силу того, что мы дети, в процессе собственного развития и роста.
Это неизбежно и важно. Такой тип жизни оправдывает себя самим фактом того, что мы живы.
Однако при этом мы, люди, становимся неизбежно все более и более индивидуалистичными. И это, как мне представляется, также неизбежный процесс: столетиями и тысячелетиями выбирая развитие и рост собственного рода мы все более концентрировались на себе, отгоражиаясь от окружающего, делая выводы из ситуации — такой, какой мы ее видим и как мы ее видим (а видим мы ее уже с точки зрения выгоды для рода), и снова отгоражиаясь, кристаллизуя ситуацию, выбирая из нее только самое ценное.
В итоге произошло разделение: я и мир. Или,точнее, я или мир. Оно звучит во фразах: «кто тебе важнее: семья или друзья», «делай выбор в свою пользу», «если тебя что-то ограничивает, сдерживает — исключи это из своей жизни» и тд.
Мне представляется, что сегодня уже сама эта установка исключения из собственной жизни ограничивающего, помех, становится ограничением: игнорируется так много возможностей, видов жизни, ее разнообразия, что коридор индивидуализма, сконцентрированного на выживании одного, стремится к очень узкому подходу использования окружающих и подгонки их под свой комфорт.
Возможно, как я теперь представляю, именно с этой стороны: ресурсности, полезности, раскрытия, меня привлекла полевая парадигма в гештальте. Я увидела в ней детское любопытство, которое дает шанс наблюдать жизнь вокруг как ценную саму по себе. Сделать выбор в пользу интересного — рискнуть и получить новый, преобразующий опыт. Жить не в конфронтации, а в дополнении друг друга, опираясь и на окружающее и на его возможности, на совместность.
Конечно, такой взгляд ставит под сомнение определенность где в центре — Я индивида, но, если бы когда-то люди рассматривали камень просто как камень (что уж определеннее может быть?), то вряд ли мы смогли бы получить огонь, прекрасные скульптуры, Менделееву не случилось бы придумать таблицу химических элементов, да и железо мы вряд ли бы обнаружили.