Автор: Юлия Голованова (Верятина)
Я хочу поделиться своим опытом ко-терапии и размышлениями о нём. Отмечу, что в этом рассказе я буду использовать термин «ко-терапия» как в отношении ведения терапевтических групп, так и в отношении ведения учебных групп подготовки гештальт-терапевтов, где ведущий группы называется тренером, а со-ведение может быть названо «ко-тренерством». Я объединяю всё это в одно понятие, потому что, во-первых, в рамках базового курса мы также выступаем в роли групповых терапевтов на первой ступени (если ведём курс в традиционном формате), а во-вторых, термин «ко-терапия» я трактую сейчас для себя широко — как сотрудничество двух терапевтов (супервизоров, тренеров) в совместном ведении группы, будь то терапевтическая группа с регулярными встречами, супервизорская группа, небольшой мастер-класс, разовый семинар или продолжительная обучающая программа.
На сегодняшний день мой опыт ко-терапии для меня уже довольно разнообразный и включает в себя со-ведение групп с регулярными еженедельными встречами с циклом жизни от 1,5 месяцев до 3х лет, а также со-ведение групп на интенсивах, когда в ко-терапии с одним коллегой работаем по 3 дня. Я еще не работала в ко-терапии с семьями. И только сейчас любопытство к этой форме работы начинает трансформироваться в желание найти партнёра для такой работы (не в тренировочном режиме на семинарах, а в рабочем, с реальными клиентами).
Потребность в ко-терапии.
Оглядываясь назад и осмысляя свой опыт, я в первую очередь замечаю свой интерес к обнаружению потребности, из которой или для удовлетворения которой создаётся ко-терапевтическая пара. Я думаю, что в сотрудничестве с коллегой-терапевтом удовлетворяется много потребностей и это сотрудничество многофункционально. Но в то же время мне кажется, что в формировании намерения работать в ко-терапии, можно обнаружить на разных этапах развития терапевта разные ведущие потребности — потребности, которые более «заряжены», чем другие. Во всяком случае, это я вижу в своём опыте.
Я вспоминаю, что наиболее актуальной моей потребностью в первом опыте ко-терапии была потребность в безопасности. Я хотела вести группу, и мне было страшно делать это одной. Вести группу вдвоём казалось более перспективным занятием. Причём, под перспективностью я здесь понимаю не только перспективность для группы (полезность наших встреч для участников группы), но и перспективность для меня как терапевта в том смысле, насколько тревога будет переносима для меня и получится ли у меня что-либо. В общем-то, конечно, эти две перспективы тесно связаны — поглощенный тревогой терапевт вряд ли может быть сильно полезен клиенту. Выбирая ко-терапевта, я ориентировалась в первую очередь на то, насколько мне спокойно и безопасно будет работать с ним. И в сотрудничестве с коллегой, с моей стороны, насколько я помню, было довольно много беспокойства о безопасности. Это, в частности, влияло на отношение к конфликтам между нами в процессе работы и на способы их разрешения. Вокруг потенциальных и актуальных конфликтов было много тревоги. Конфликты казались угрожающими как безопасности нашей пары, так и безопасности группы. Не могу сказать, что они однозначно избегались, но в любом случае они воспринимались мной как нежелательное и опасное явление.
В процессе нашей совместной работы с коллегой оказалось, что кроме ощущения безопасности, ко-терапия хороша и тем, что в ней возникают отношения близости — опыт совместности, сопричастности к общему делу, разделённости с коллегой своего опыта. Последнее, на мой взгляд, довольно важная и ценная «штука» для нашей профессии — ведь очень большую часть своей работы терапевты делают, как правило, в одиночку, проводя рабочее время наедине с клиентом или группой клиентов без непосредственного участия коллег. Вообще это оказалось очень интересно и живо — обсуждать то, что происходит с тем, кто видит это вместе с тобой, вместе строить гипотезы, делиться мнениями, соглашаться и спорить друг с другом, принимать тактические и стратегические решения в ведении группы в результате таких обсуждений.
Когда потребность в безопасности была достаточно удовлетворена в работе с группами (в частности, благодаря именно первому опыту ко-терапии), в фокусе моего внимания оказалось как раз вот это совместное творчество. В то время у меня была идея создания тематической психологической группы на несколько встреч. Однако я замечала, что мне не хватает вдохновения на преобразование общей идеи в ориентировочную программу занятий. Обращаясь к своему первому опыту ко-терапии, я почувствовала, как нуждаюсь в совместном диалоге и совместном творчестве при подготовке программы. С этого переживания начался мой новый опыт ко-терапии и создание нового дуэта.
Интересно, что и выбор ко-терапевта отличался в этот раз от предыдущего. Если в первый раз я решалась сотрудничать не просто с симпатичным мне коллегой, но еще и с тем, с кем у меня есть какие-то отношения и ощущение безопасности в них, то в этот раз выбор был более рисковый — мы были мало знакомы, обычно больше наблюдая друг друга со стороны (в профессиональных группах), и выбор был основан только лишь на человеческой симпатии и интересе. И еще — на желании больше познакомиться с коллегой, стать ближе друг к другу. О том, насколько мы сможем сработаться и не мешать друг другу в процессе, были только фантазии, не подтвержденные опытом. Если в первый раз со своим первым ко-терапевтом, прежде чем вести рабочую группу вместе, мы попробовали поработать в со-ведении («пробной» группой выступила группа коллег), то в этот раз с моим новым партнёром никаких предварительных проб не было. В целом, напрашивается интересная заметка по поводу уже сказанного. Создавая второй терапевтический дуэт в своей жизни, я точно была более готова к риску, была более свободна от тревоги. А это в свою очередь, на мой взгляд, тесно связано с возможностью творчества. Ведь возможность для творчества тем больше, чем меньше рамок, ограничений и, конечно же, чем более безопасно мы себя чувствуем. И если в первый раз творчество в ко-терапии было для меня открытием, то во второй раз ради него и ради более большей близости с коллегой всё и организовывалось. В некотором смысле, совместное творчество оказалось хорошим поводом для более близкого знакомства.
Новое интересное открытие о ко-терапии поджидало меня тогда, когда наше сотрудничество с коллегой завершилось. Мы вместе провели две тематические группы, после чего моя коллега по семейным обстоятельствам взяла паузу, а я через некоторое время собрала новую группу по нашей общей программе. Тогда, уже начав занятия с новой группой, я очень остро почувствовала, как её не хватает. И дело было даже не только в том, что не хватает её мне в качестве партнёра, с которым можно поговорить, делать что-то вместе. Я вдруг стала замечать, как я в какие-то моменты группы грущу о том, что вот «здесь» и «здесь» могло быть по-другому, могло быть более полно и ярко для участников группы. Я ловила себя на мысли: «Как жаль, что они не знакомы с Катей. Если бы она была здесь, она бы сказала, сделала что-то еще — то, что не могу сказать или сделать я». В своём стиле работы, в своих взглядах, в индивидуальных особенностях мы с моим вторым ко-терапевтом были заметно разные. Иногда даже это создавало напряжение и дискомфорт, с которым приходилось иметь дело. Мы разбирались в сложившихся ситуациях, пытались понять друг друга, выясняли позиции. Не обошлось в нашем сотрудничестве и без конфликтов. Но теперь, работая одна, в новой группе я особенно оценила, как эти наши различия создавали для группы поле, более богатое и яркое по своим возможностям, чем когда ведущий один.
Сейчас, когда я пишу эти строки, я размышляю о различиях в ко-терапевтической паре. Ведь и в первом своём опыте мы не были похожи. Мой первый ко-терапевт был мужчина. И по характерам своим мы заметно отличались. Почему же сравнивая эти два опыта сотрудничества, отличия во второй паре я воспринимаю более яркими? Думаю, что здесь может быть несколько факторов. Во-первых, начнём с потребности в безопасности. Первый опыт, много тревоги. Возможно, переживание отличий было бы слишком будоражащим. Даже сейчас, вспоминая наше сотрудничество, я больше склонна акцентировать внимание на том, что мы делали вместе, в чём мы были схожи, в чём было наше взаимопонимание. Акцент на сходствах в ситуации тревоги помогает почувствовать себя спокойнее. Во-вторых, в новом дуэте нас было две женщины. Мне кажется, это имеет значение. В разнополом дуэте различия характера, возможно, воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, ведь ведущие отличаются полами. А вот в однополом разница характеров, энергетики, взглядов, может особенно бросаться в глаза. Плюс… профессиональная конкуренция женщин может выглядеть более конфронтационно, чем возможная профессиональная конкуренция между коллегами разного пола. Да, я говорю о сотрудничестве. Но кто будет отрицать, что даже в процессе сотрудничества мы явно или не явно конкурируем друг с другом? Вопрос только в том, имеет ли эта конкуренция созидательный характер или же, скорее, разрушительный. В-третьих, как я говорила, в этот раз я более рисково выбирала терапевта, меньше цепляясь за идею безопасности. И моя коллега была более активная в своих проявлениях, более конфронтирующая, более непредсказуемая для меня. И благодаря этому наши отличия больше проявлялись в процессе сотрудничества.
Сейчас мне кажется, что именно в этом втором опыте ко-терапии я впервые открыла особую ценность ко-терапии не для себя, как терапевта, а для группы. Конечно, может показаться странным, как я, ведущая, могу судить о ценности чего-то для участников группы. Ведь ценность — это то, что каждый открывает для себя сам (или хотя бы находит в себе подтверждение чему-то декларируемому извне). С другой стороны, я думаю, что как специалист со своим взглядом на терапию и своим пониманием сути терапевтического процесса, я могу иметь и какое-то своё представление о том, что является ценным, полезным, важным в терапии. К тому же, говоря о ценности ко-терапии для группы, я понимаю, что это открытие и своей новой ценности. Ценности различий между мной и моим коллегой-терапевтом, ценности осознания своих ограничений, ценности присутствия другого с отличным от моего опытом и взглядом на жизнь, профессию и просто повседневные вещи.
Этот опыт работы с коллегами в ко-терапии был для меня важным и запоминающимся. Это был этап начала профессиональной практики с группами, благодаря которому я открыла для себя и ко-терапию, и индивидуальную работу с группой. Начиная работать с коллегами, я обрела больше уверенности в себе, и созрела в решении начать индивидуальную работу с группами. А также у меня была замечательная возможность, работая в группах индивидуально, и одновременно продолжая работу в ко-терапии, сравнить эти две формы работы, обнаружить, что в каждой из них для меня привлекательно, а что сложно и менее вдохновляющее.
Возвращаясь к вопросу о потребностях, связанных с ко-терапией, я также хочу отметить, что описанный выше опыт оказал влияние на то, как я ориентировалась в выборе ко-терапевта в третий раз. Безусловно, меня волновали вопросы безопасности, и для меня была важна симпатия и интерес к потенциальному партнёру. Однако теперь в фокусе моего внимания появилось профессиональное признание по отношению к коллеге, представление о том, насколько взаимовыгодным будет наше сотрудничество, и желание сделать качественный совместный продукт. Последнее отдельно занимало мою голову, и я хотела, чтобы наша творческая пара была действительно богатой своими потенциальными возможностями.
Вообще, размышляя о своём опыте ко-терапии сейчас, вспоминая о тех «драйвах», которые в большей степени подпитывали меня в создании профессиональных дуэтов, я вспоминаю динамическую концепцию Данилы Хломова и описанные в ней метапотребности — в безопасности, привязанности и манипуляции (взаимодействии). Иногда мне кажется, что в моём опыте прослеживается какое-то движение от одной потребности к другой в процессе моего профессионального развития. Иногда мне кажется, что я как-то неосознанно притягиваю эту связь за уши, чтобы уложить свой опыт и размышления о нём в какую-то красивую, понятную или многим знакомую упаковку. С другой стороны, это не принципиально сейчас для меня — подгонять свой опыт под какую-то теоретическую концепцию. Я больше хочу просто рассказать о том, что прожила, что имеет для меня ценность и наполнено живыми переживаниями до сих пор. Может быть, вы найдете что-то похожее в своём опыте, может, мои описания окажутся чем-то полезным для вас в вашем предстоящем опыте ко-терапии или в осмыслении того опыта, что у вас уже есть.
Я думаю, что осознавание того, для удовлетворения каких своих потребностей терапевт ищет и выбирает ко-терапевта, какие из них являются наиболее важными, а какие менее важными в данной ситуации, это одна из тех основ ко-терапевтических отношений, от которой зависит, какими они будут.
Что же теперь? Теперь я столкнулась с интересным для себя новым опытом. Я работаю в ко-терапии с коллегой, продолжая наш совместный проект. Я работаю и самостоятельно с группами. И, похоже, сейчас я на перепутье. Сейчас я сталкиваюсь с тем, что ощущаю некоторый интерес, тягу к ко-терапии, но также замечаю и сложности в поиске ко-терапевта и образовании нового творческого тандема. Пока я не знаю, с чем это связано. С тем ли, что индивидуальная работа с группами и работа в ко-терапии стали иметь для меня равный вес и ценность — при этом, нет сил вести одновременно две группы, а выбрать, что мне милее, из этих двух форм работы сложно. Или я стала более опытна, а потому более избирательна, у меня появилось больше критериев выбора партнёра и это сужает круг поиска. Похоже, я также никак не могу найти, в чём же сейчас моя основная потребность в ко-терапии — не удаётся найти тот новый, актуальный на сегодня «драйв», на энергии которого я искала бы и выбирала партнёра. А если не очень ясна та самая, ведущая, потребность, то сложно ориентироваться и в выборе партнёра. Есть также у меня еще одна догадка, которая посетила меня прямо сейчас, в процессе создания этого текста. Несколькими строками ранее я неосознанно написала: «нет сил тянуть две группы одновременно». Возможно, ответ стоит поискать и здесь. Дело в том, что во всех ко-терапевтических проектах с моим участием, кроме одного, организатором группы была я. И, похоже, я очень сильно устала.
Думаю, что менеджерская часть сотрудничества, которая не имеет прямого отношения к работе психотерапевта, но без которой невозможна работа терапевта (во всяком случае, в частной практике), является важной темой внутри темы ко-терапии. Так почему бы не поговорить об этом?
Ко-терапия и организация группового проекта.
Для начала поясню, что я вкладываю в понятие «организация группы» или «менеджерские функции» («менеджерство» — такой у меня рабочий сокращенный термин). В это понятие входит:
- Набор группы. Это реклама (как активная с очным выходом на аудиторию, так и пассивная — через объявления) и проведение собеседований с потенциальными участниками группы. Этот пункт я бы назвала основным. Поскольку набор группы — не только непростое дело, но и дело, от успешности которого зависит вообще сама возможность начала жизни проекта.
- Решение всех финансовых вопросов с участниками группы — приём оплаты или предоплаты, в зависимости от того, каков контракт с группой.
- Поиск помещения, решение вопросов аренды (если нет личного кабинета или группа слишком большая для него).
- Если один или оба ко-терапевта приезжие, то необходимо решение вопросов, связанных с покупкой билетов, а также решение вопроса с обеспечением трансфера и проживания (поиск гостиницы, съёмной квартиры, других вариантов).
- Бухгалтерия. Отслеживание бюджета группы, учёт доходов и расходов, отчётность.
По сути, я вижу 3 варианта распределения усилий по организации группы в ко-терапии:
- Функции организатора берет один из участников терапевтического дуэта. Другой лишь принимает участие в ведении группы — то есть, собственно, в терапевтическом процессе.
- Функции организатора распределены на двоих.
- Функции организатора поручены третьему лицу.
Каждый из этих вариантов можно обдумать, обсудить, попробовать на практике. Поскольку моё эссе посвящено всё же теме ко-терапии, а не организации работы терапевтов, то третий вариант я, обозначив, оставлю нераскрытым. Мне кажется, когда организатором группы является третье лицо, менеджерские вопросы в наименьшей степени влияют на динамику ко-терапевтических отношений. Поэтому данный вопрос я оставлю для отдельной статьи, посвященной вопросам организации групп или даже работы терапевта, в целом.
Как я уже говорила, большая часть моего опыта ко-терапии устроена так, что организатором групп являлась и являюсь я. Поэтому об этом я могу рассказать больше всего и, как говорится, с душой.
Первое, что для меня важно: организация рабочего процесса и самой возможности его осуществления — это труд. И это труд довольно кропотливый, требующий много времени и энергии. Это также труд, требующий определенных технических и психологических навыков. Далеко не все умеют это делать достаточно хорошо, и очень многие не решаются даже начать учиться. Поэтому, на мой взгляд, организация рабочего процесса является не менее ценным вкладом в ко-терапию, чем сама терапевтическая работа партнёров. Этот вклад стоит оценивать и учитывать. И если организаторские функции берёт на себя один из партнёров, то имеет значение, вознаграждается ли этот труд материально или же уравновешивается каким-то иным вкладом в сотрудничество со стороны второго партнёра (и насколько это легализовано, открыто обсуждено между партнерами). Например, в бюджете группы учитывается менеджерский гонорар или организаторский вклад одного партнёра уравновешивается статусом и опытом другого партнёра (это может быть в случаях, когда в ко-терапии работают коллеги с разным профессиональным стажем — скажем, опытный терапевт и начинающий терапевт, терапевт-стажёр). По сути дела, в нашей фрилансерской практике организатор является тем человеком, который создаёт рабочее место для терапевта на время группового проекта. Я думаю, что для молодых начинающих терапевтов, начинающих тренеров, которые набирают группы и организуют работу проекта, осознание этого момента может быть довольно важным в определении своего вклада в ко-терапию с более опытным коллегой.
Выполнение организаторских функций одним из ко-терапевтов, безусловно, отражается на групповых процессах и взаимодействии участников с ведущими группы. С одной стороны, терапевт-организатор может быть в некотором роде более близок участникам, чем второй терапевт. Судите сами: взаимодействие по поводу рекламы, когда потенциальные участники звонят и задают вопросы, собеседование с каждым участником перед началом работы группы, взаимодействие по вопросам оплаты, предоплаты и т.д. — в любом случае всё это приводит к более частому контакту участников именно с данным терапевтом и к развитию отношений с ним. В случае, когда один ко-терапевт приезжий, а терапевт-организатор нет, участники группы склонны обращаться по организационным вопросам к тому, кто ближе территориально. Даже если есть договоренность, что по каким-то вопросам, связанным с жизнью группы, можно обращаться к обоим ведущим. С другой стороны, поле отношений «участник-организатор» является плодородным для проекций и отыгрывания участниками группы своих неразрешенных конфликтов, связанных со свободой и ограничениями, правилами и ответственностью, а также властью. В этом смысле терапевт-организатор становится «привлекательной» фигурой для определенных переносных реакций — выражения агрессии, проецирования насилия и властности, проигрывания своих паттернов сопротивления власти (в частности, через сопротивление принятию каких-то организационных решений). Ну и не стоит отбрасывать то, что сама по себе тема денег в отношениях (которая является неотъемлемой частью организационных вопросов) в той или иной степени связана с напряжением и агрессией, с вопросами регулирования границ. Поэтому и без проекций участников не раз может возникнуть ситуация в течение жизни группы, когда напряжение, возникшее в поле «участник — организатор» будет переноситься участниками в поле «участник — терапевт-организатор». Также, я думаю, возможен и обратный вариант, когда напряжение участника(ков), возникшее во взаимодействии с терапевтом на группе и не разрешенное (не легализованное) в групповом процессе, является фактором затруднения в дальнейшем взаимодействии по поводу оргвопросов, решаемых между встречами группы. Естественно, речь идёт о том, что перенос напряжения из одного контекста взаимодействия в другой является, как правило, неосознанным. И это важно иметь ввиду при возникновении трудностей взаимодействия.
Смешение контекстов может отражаться не только на отношении участников к терапевту-организатору. И терапевт-организатор может столкнуться со сложностями взаимодействия с участниками группы со своей стороны. В частности, может иметь место внутренний конфликт ролей. Для примера расскажу о тех сложностях, с которыми сталкивалась я в своём тренерском и терапевтическом опыте.
Первая сложность заключалась в том, что я замечала разное своё отношение к тому, как вести себя в ситуации, когда участник группы избегает решения организационных вопросов, о которых есть предварительная договоренность. Возьмём вопрос ухода из группы. До меня доходит слух от участников группы, что кто-то из членов группы с большой вероятностью уходит из проекта и собирается мне позвонить. Время идёт, приближается очередная встреча группы, а он так и не звонит. Как организатор группы я думаю, что совершенно естественно проявить инициативу, позвонить, прояснить ситуацию, в конце концов, просто попрощаться. Как тренер-преподаватель (если это учебный проект) я, конечно, заинтересована в том, чтобы прояснить, с чем связан уход, возможна ли и нужна ли участнику какая-то поддержка от меня, от участников группы, чтобы остаться в проекте, и опять же я заинтересована в том, чтобы хотя бы просто попрощаться. Как терапевт я еще думаю о том, помимо вышесказанного, что между нами был контракт и оговоренное правило ухода, согласно которому участник извещает терапевта и группу о своём уходе и, по возможности, прощается. Если же такого правила ухода не было в контракте, то всё равно если уходящий участник не звонит, это ему для чего-то нужно. И он имеет право уйти так, как он хочет — в частности, избегая контакта и прощания. И нужно ли здесь мне проявлять свою инициативу (звонить ему до группы, раз я в курсе его желания уйти, или звонить ему после группы, на которую он не пришёл, ничего не сообщив), для меня каждый раз большой вопрос. Сначала я по-человечески не понимала такого отношения участников группы ко мне и к группе (в которой уже была прожита какая-то жизнь, совместный опыт, часто — глубокий и искренний). Со временем я выяснила, что нередко избегание контакта в таких ситуациях связано с тем, что человек испытывает вину или стыд, отвергая группу и ведущих (уход — это в любом случае отвержение). Или, например, человеку сложно проживать прощание и проще выходить из отношений так, как если бы их и не было. В общем, человек испытывает всё то, что испытывает в своей жизни в тех ситуациях, когда отказывается от чего-то, выбирает для себя что-то иное. В этом контексте моя личная инициатива и стремление к контакту с «ускользающим» участником оказывается с одной стороны вниманием к участнику и проявлением того, что он важен для меня, а с другой — некоторым навязыванием контакта и столкновением участника с этим стыдом, виной, переживаниями расставания, потому что избегая контакта со мной, с группой, он избегает встречи со своими чувствами. Стоит ли делать это? А если ситуация такова, что участник уже не первую встречу группы находится в сомнениях по поводу своего участия и его присутствие нестабильно? Если я, как ведущая группы, каждый раз буду проявлять инициативу, когда он исчезает, не станет ли это поддержкой его зависимого поведения (он одной ногой всегда на выходе, я его своей инициативой все время поддерживаю в том, чтобы остаться)? Не будет ли тогда этот участник группы удерживаться в ней на моей инициативе? Нужно ли это? Кому?
Вторая сложность заключается в том, что менеджерство для меня является в первую очередь деловым взаимодействием. Деловое и терапевтическое взаимодействие, на мой взгляд, несколько разные вещи. Поясню:
- Когда я не терапевт, я менее терпима к нарушению договоренностей и границ и к попыткам такого нарушения. Если в терапевтической работе я могу быть весьма терпелива, много и на протяжении длительного времени прояснять и объяснять, то в деловом взаимодействии я, несколько раз наколовшись с человеком, вычеркиваю его из списка деловых партнеров или, в зависимости от степени нарушения договоренностей, становлюсь гораздо более жесткой. В простых житейских буднях мои реакции также гораздо более быстрые. Кроме того, не находясь в терапевтической позиции, я более уязвима к неаккуратному попаданию людей в зоны моих собственных, не исцеленных еще, ран, и поэтому не всегда успеваю осознанно защититься и могу оказаться захваченной аффектом, что затрудняет контакт с партнёром по общению.
- В процессе терапии, поскольку я берусь оказывать клиенту услугу в исследовании его поведения и поддержке психологических изменений, я гораздо более толерантна к попыткам нарушения моих границ, более терпелива и больше способна контейнировать свои аффекты. Я также более замедлена в своих реакциях в терапии, поскольку считаю это замедление важным условием терапии и обеспечиваю его в работе. В то время как за пределами взаимодействия с клиентом для меня удобен и привычен более быстрый темп.
Итак, я обнаружила, что в работе со студентами, по отношению к которым я и организатор, и тренер-терапевт (обучающий терапии) мне довольно сложно сохранять толерантность к нарушению договоренностей со стороны студентов между групповыми встречами. Особенно, если эти нарушения перестают быть единичными. Например, вопросы предоплаты и сроков предоплаты — в группах, в ведении которых задействованы приезжие тренеры, я всегда как организатор включаю в контракт такое условие. Даже если мне удается контейнировать моё напряжение в связи с нарушением договоренностей студентами и донести назревшие оргвопросы до встречи группы, чтобы обсудить нарушение контракта в рамках уже группового процесса, к этому моменту я бываю уже довольно напряженная, и у меня уходит много энергии на то, чтобы удерживаться в терапевтической позиции — быть терпеливой, проясняющей, эмоционально устойчивой к зависимому поведению, несправедливым обвинениям, подкрепленным какими-то проекциями участников из их прошлого опыта. Я также недавно обнаружила, что иногда, когда приходится решать много организационных вопросов с группой, я неосознанно переключаюсь в деловой режим общения, идентифицируясь с ролью менеджера, и теряю терапевтическую позицию. Вот горячий пример.
Некоторое время назад, обсуждая с группой систематические нарушения контракта рядом участников и предлагая ввести в связи с этим новые правила, подразумевающие штраф за нарушение, я ранилась о высказывания двух-трех участников группы, несправедливые по отношению ко мне (как говорится, мне случайно наступили на «больную мозоль», а увернуться я не успела). Я не успела вовремя это отследить и контейнировать возникший аффект — в итоге получилась короткая, но агрессивная перепалка типа бытовой ссоры, где каждый эмоционально доказывал своё. На некоторое время я даже потеряла контакт со своим ко-терапевтом. Его настойчивость в предложении своей поддержки, которую я не сразу заметила и смогла принять, всё же помогла снизить уровень напряжения, в конечном счёте, прояснить ситуацию и принять групповое решение.
Я до сих пор еще не разобралась до конца с тем, что же происходит со мной как с организатором-терапевтом в групповом проекте, ведь в индивидуальной терапии я довольно успешно и с гораздо более редким и меньшим напряжением поддерживаю организационные рамки контракта, обсуждаю их с клиентами, проясняю нарушения, веду переговоры. Единственное, что я пока могу точно отметить, что наиболее ярко описанные сложности проявляются именно в группах, где проект длится долго (больше года) и где я выступаю не только в роли организатора и терапевта, но и в роли тренера — то есть, в трёх ролях. Возможно, такова суммарная нагрузка от смешения трёх контекстов. Хотя, думаю, что это слишком общее, простое и поверхностное объяснение.
Обсуждая с коллегой приведенную выше ситуацию, мы рассматривали вариант оценки произошедшего как контрпереноса в ответ на поведение участников группы. Однако я все же пока осталась с тем, что мне сложно видеть в этом контрперенос. Поскольку по моим ощущениям, обсуждая оргвопросы, я внутренне переключилась из терапевтической (тренерской) позиции в позицию менеджера, а понятие «контрперенос» для меня уместно в большей степени для обозначения динамики терапевтических отношений.
Есть еще одна сложность, с которой я столкнулась в процессе совмещения разных ролей и функций в ко-терапии. Дело в том, что организаторская деятельность действительно требует много времени и сил, много внимания, которое нужно удерживать на разных вопросах. Особенно, если речь идёт об организации не одного проекта. Плюс, возвращаясь к началу своего описания, напомню, что участники группы склонны между встречами обращаться с разными вопросами именно к терапевту-организатору. И особенно, если терапевт-организатор территориально ближе, а второй терапевт является иногородним. В итоге, даже при том, что организаторский труд учитывается и вознаграждается, у терапевта-организатора может возникать некоторое ощущение дисбаланса в ко-терапевтической паре с точки зрения эмоциональной включенности его коллеги в жизнь проекта. В какой-то момент у организатора может возникнуть впечатление, что он больше отдаёт проекту и больше заинтересован в его жизни. Здесь возможно возникновение обиды, злости терапевта-организатора к своему коллеге, что, безусловно, влияет на отношения в ко-терапевтической паре. И эта ситуация требует легализации и прояснения. Проблема также заключается в том, что довольно сложно объективно разделить, где проходит граница между функциями тренера и функциями организатора. Например, тот же самый организационный контракт в терапии. С одной стороны это вопросы организационные, а с другой — это та самая базовая часть терапии, без которой терапия невозможна. И рассматривать организационный контракт (время, место, частота, стоимость и т.д.) без терапевта, на мой взгляд, весьма сложно. Вопросы установления контракта с группой и пересмотра контракта в случае изменения ситуации обсуждаются в наших группах обоими тренерами, а не только организатором. Так чья это функция — тренерская или менеджерская? А если приходится частично решать эти вопросы между встречами (бывают такие ситуации в жизни групп — не часто, но бывают), и один терапевт это делает, а другой нет (в силу того, что живет в другом городе)? Как оценить, действительно ли возник дисбаланс вкладов в проект или возникшее недовольство терапевта-организатора является проявлением каких-то других процессов в ко-терапевтической паре? Чуть подробнее я напишу об этом в другой части эссе, когда речь пойдёт непосредственно об отношениях ко-терапевтов внутри ко-терапевтической пары. Но в целом у меня нет точного ответа на этот вопрос. Думаю, что каждая пара ищет свой ответ самостоятельно.
Итак, я привела несколько примеров того, как совмещение двух-трёх ролей одним терапевтом может отражаться на его взаимоотношениях с участниками группы и с коллегой в паре. Думаю, что важно также отметить и еще одну сторону вопроса. А именно — с чем может столкнуться терапевт в ко-терапии, который не является организатором группы. На первый взгляд этот вариант сотрудничества может показаться сильно привлекательным и не имеющим обратной «неприятной» стороны. Честно говоря, мне он почти таким и видится. Однако, я отдаю себе отчет в том, что если то, что я описала выше, является результатом обобщения опыта примерно шестилетней работы в ко-терапии с тремя разными ко-терапевтами в более чем десяти группах, то ко-терапевтом без функций организатора я была один раз (не считая интенсивов, где всё же ситуация иная). Это был действительно иной опыт. Можно сказать, сбылась мечта — когда хочется работать, и для этого нужно просто быть психотерапевтом и не надо ничего специально организовывать. Проект был краткосрочный — тематическая группа на 10 встреч (2,5 месяца еженедельной работы). Но был нюанс. Группа собралась, преимущественно, из клиентов моей коллеги, с которыми у неё на тот момент уже были стабильные индивидуальные отношения. Естественно, степень доверия участниц к коллеге изначально была ощутимо выше, чем ко мне, как к человеку и ведущему группы. Это выражалось и в том, к кому больше обращались участницы группы, как реагировали на мои действия и на действия коллеги, в каких взаимодействиях было больше сопротивления. Опять же, стоит учесть и другие факторы. Например, это была группа, посвященная теме женственности. В частности, и переживаниям женщины в отношениях с мужчиной. Насколько я помню, я оказалась самой молодой из женщин. Думаю, это тоже могло сыграть свою роль в женской группе (доверие-недоверие к опыту ведущей, женская конкуренция и т.д.).
Повторюсь, что вариант быть тем вторым терапевтом, который занимается только терапией и не решает вопросы набора группы, поиска помещения, сбора денег и т.д., кажется мне сейчас весьма привлекательным. В общей сложности, сильно подумав, я могу привести всего три нюанса, которые могут затронуть свободного от организации терапевта, на мой взгляд. Однако к каждому из этих нюансов у меня находится своего рода опровержение, указывающее на то, что эти нюансы возможны в ко-терапии вообще, независимо от распределения менеджерской работы. Итак:
- В силу своей меньшей включенности во взаимодействие с участниками, терапевт — не организатор (назовем его так) может оказаться в более сложном положении относительно коллеги по части самой психотерапевтической работы. Он может встречаться, особенно на первых порах, с большим недоверием со стороны участников группы, с большим сопротивлением его интервенциям. Он может несколько игнорироваться участниками по сравнению с другим терапевтом. Если терапевт недостаточно уверен в себе, склонен к обесцениванию своей работы, сложно обходится с вопросами профессиональной конкуренции и ранится о заметно разное отношение к нему и к ко-терапевту со стороны участников группы, то такой расклад может оказаться не самым благоприятным для ко-терапевтической пары. Однако мне кажется, что такие явления разного отношения к ведущим возможны и в связи с массой других факторов — возраст, пол терапевта, какие-то индивидуальные характеристики, которые становятся трансферентными в той или иной группе и способствуют развитию определенного типа проективных реакций. То есть это какая-то вполне типичная ситуация для ко-терапии, не имеющая исключительной связи только с распределением организаторских функций.
- В случае долгосрочной совместной работы (несколько лет или много совместных краткосрочных проектов) возможна ситуация, когда терапевт-организатор в той или иной степени становится недовольным включенностью коллеги в дела проекта. Это недовольство и претензии могут быть как легализованными, так и скрытыми. И, конечно же, они прямо или косвенно направляются на свободного от организации ко-терапевта. Я писала об этой сложности выше. С одной стороны, эти претензии могут быть не вполне адекватными. Усталость менеджера — это его усталость. Должен ли за это отвечать коллега-не организатор? В конце концов, терапевт-организатор получает за менеджерские обязанности свой гонорар. С другой стороны, не всегда можно чётко провести границу между тем, где заканчиваются функции организатора и начинаются функции терапевта. И претензии могут быть вполне обоснованными, если ко-терапевт, который не участвует в организации группы, в целом, проявляет пассивность и ведёт себя, скорее, как приглашенный терапевт, чем как партнёр по проекту. Этот конфликт может быть сложен в разрешении и требовать от обоих участников немалого терпения, готовности к открытому диалогу, обсуждению и поиску баланса. Однако (я буду писать об этом далее, рассказывая об отношениях в ко-терапевтической паре) недовольство вкладом в совместный проект может возникнуть и независимо от менеджерства. Как и в любых других партнёрских отношениях всегда может найтись место для переживания неравного распределения усилий в совместном деле. Поэтому я так же не стала бы однозначно относить этот пункт только к вопросу распределения менеджерских обязанностей между ко-терапевтами.
- Возможно, терапевт, не занимающийся организацией проекта, чаще сталкивается с незащищенностью своей позиции в проекте. По аналогии с бизнесом — если менеджер по работе с клиентами уходит из компании, то велика вероятность, что вся «клиентская база» (или большая ее часть) уйдёт вместе с ним. Так же и в случае сотрудничества с терапевтом-организатором. Особенно, если второй терапевт к тому же является приезжим (живет в другом городе). В случае неразрешенного конфликта или, скажем так, непорядочности коллеги-организатора, вероятность, что без работы в данном проекте останется тот, кто не участвовал в организации группы, довольно велика. Я не раз слышала истории про терапевтов-тренеров каким-то образом пострадавших от «власти» коллег-организаторов. Однако и здесь я чувствую сомнение в том, что данная ситуация связана именно с тем, кто из ко-терапевтической пары организует группу. В конце концов, неудел может оказаться любой из партнёров, в случае жесткого конфликта и неготовности обоих или одного из двух искать цивилизованные варианты решения.
К сожалению, большего сказать я здесь не могу в силу незначительной продолжительности моей работы в роли необремененного организаторскими функциями терапевта. Мне было бы интересно познакомиться с мнением и опытом коллег, которые продолжительное время работают или работали в такой роли. Действительно ли этот вариант сотрудничества столь безоблачен, каким он кажется мне со стороны? Или же и в нём есть какие-то подводные камни, которые можно заметить, лишь прожив достаточно длительный опыт такого сотрудничества?
Я также упоминала такой вариант сотрудничества, когда оба терапевта являются организаторами группы, распределяя между собой организаторскую работу. Я думаю, что этот вариант тоже может быть интересен, и кажется мне более сбалансированным. Только по моим наблюдениям, встречается он гораздо реже. Среди терапевтов всё же организаторов меньше, на мой взгляд. И встретиться двум таким, да еще заинтересоваться друг другом в плане ко-терапии, мне кажется большой удачей. Или же такое возможно в паре, где каждый из терапевтов уже настолько известен и востребован, что люди идут к нему сами — без приложения каких-то отдельных, специальных усилий по набору группы. Например, активной рекламы, прямых продаж и т.д.
Подводя итог своим размышлениям о двух вариантах распределения менеджерских функций в ко-терапевтической паре (одиночное менеджерство или совместное), я бы хотела еще раз отметить следующее:
- Когда ведущие группы являются и организаторами группы, всегда следует учитывать два эти контекста взаимоотношений с группой. Такое совмещение ролей влияет на динамику группы и вносит свои нюансы во взаимоотношения участников и ведущих.
- В связи с этим, на мой взгляд, имеет смысл рассматривать организационные вопросы в рамках группового взаимодействия. Выделять для решения данных вопросов время в группе, обсуждать организационные вопросы совместно с группой (если не обсуждать, то возможно после объявления той или иной информации оставлять время на обратную связь), учитывать темы, возникающие при решении организационных вопросов, при анализе групповой динамики и т.д.
- Для терапевта-организатора ситуация совмещения двух ролей может быть особенно непростой. Такое совмещение ролей одним из терапевтов в паре всегда влияет на взаимоотношения терапевта-организатора и группы, а так же на динамику отношений внутри ко-терапевтической пары.
- На мой взгляд, ко-терапевтам, у которых лишь один ведущий из пары является организатором, имеет смысл обсудить, как они будут распределять свои усилия в процессе обсуждения организационных вопросов в непосредственном взаимодействии с группой. Я думаю, что это может оказаться полезным. Во-первых, если сами организаторские функции являются обязанностью одного терапевта, то обсуждение оргвопросов в группе — это уже вопрос группового взаимодействия и, на мой взгляд, здесь важно участие обоих ведущих. Во-вторых, второй терапевт, свободный от организаторских функций, может быть хорошим ресурсом для терапевта-организатора, особенно если последний оказался перегружен напряжением из-за смешения контекстов.
- Возвращаясь к тому, с чего я начинала — организаторская деятельность это труд, и важно, чтобы этот труд и вклад терапевта-организатора в общее дело учитывался обоими партнёрами. Если это не обсуждается, не легализовано между ко-терапевтами и не включено в договор о сотрудничестве, эти вопросы станут неосознанной частью динамики отношений ко-терапевтов а, значит, и группы.
Честно признаться, я начинала это эссе с мыслей о потребности в ко-терапии и с желания рассказать о том, что сейчас я нахожу важным для себя в ко-терапевтических отношениях. Та часть моих размышлений, которая посвящена организации работы, не входила в мои планы. Но каким-то естественным спонтанным образом тема организации ко-терапевтического проекта и ее роли в отношениях ко-терапевтов и группы вписалась в логику рассказа. Хотя, это и оказалось не просто. С одной стороны текст как будто сам напрашивался, и тема активно развивалась в процессе формулирования мыслей. А с другой стороны, мне казалось это каким-то неуместным и всё время возникал вопрос «А зачем так много про организацию, если речь о ко-терапевтических отношениях? И вообще, кому это интересно?!». Всё время хотелось перейти к части, казавшейся более содержательной, и начать говорить по сути. Я понимала, что такому положению дел есть вполне очевидное объяснение — как говорится, наболело. И вместе с этим я подумала еще и о том, что, возможно, для терапевтов тема организации групп и правда не самая приятная, далеко не простая, и есть большой соблазн уклоняться от её обозначения и обсуждения. И, возможно, немало терапевтических пар сталкивается с последствиями такого уклонения в своих отношениях. Последним моим аргументом в пользу развития и сохранения этой части текста эссе и сохранения её именно на этом месте (до разговора о самих отношениях) стала для меня мысль о том, что в логике ко-терапевтических отношений всё же организация и договоренность об организации проекта предшествуют самому проекту. И писать об этом в конце для меня всё равно, что перевернуть всё с ног на голову. Получается, что как-то само собой, без предварительной разработки, вырисовался план изложения, вполне реально воспроизводящий развитие ко-терапевтических отношений. Сначала об обнаружении потребности в ко-терапии и о поиске партнёра, потом об аспектах, связанных с организацией той самой группы, в которой партнёры смогут работать ко-терапевтами и только после этого о самих отношениях терапевтов. Ко-терапевтами партнёры становятся, на мой взгляд, тогда, когда они начинают вести группу. До этого они лишь потенциальные ко-терапевты, а по факту — партнёры по формированию и развитию той или иной идеи, по организации совместной деятельности.
Ко-терапевтические отношения.
Итак, когда, осознавая или не осознавая свои потребности и мотивы, коллеги выбрали друг друга для совместного проекта, когда они тем или иным образом договорились об организации проекта, и им удалось собрать группу, они начинают работать в ко-терапии, и тогда начинают непосредственно развиваться их ко-терапевтические отношения.
Для меня в понимании ко-терапевтических отношений сейчас являются важными два базовых тезиса:
- В ко-терапевтических отношениях, хотя они и завязаны на профессиональной деятельности, мы присутствуем всей своей личностью, а не только той её частью, которая связана с профессией. Поэтому, имея некоторую специфику, ко-терапевтические отношения всё же подчиняются общим законам, по которым развиваются отношения в паре (супружеские, деловые и т.д.).
Так или иначе, в ко-терапии мы будем сталкиваться с теми же проблемами и сложностями, с которыми сталкиваемся в личных отношениях. Потому что те же самые наши личностные особенности будут влиять на выбор партнёра, на возникающие в отношениях проекции и ожидания, на способы взаимодействия с коллегой — начиная от установления первоначального контракта, заканчивая разрешением конфликтов (или избеганием их) и способом выхода из отношений.
В ко-терапевтических отношениях, как и в любых других парных, участвуют двое — и оба участника делают свой вклад в происходящее. Поэтому осознавание и исследование своих способов взаимодействия с людьми, в целом, обнаружение своих повторяющихся сценариев (как в профессиональных, так и просто в личных отношениях), узнавание и изучение как бы случайно попадающихся на пути и похожих одна на другую «граблей» — это важное и полезное действие для поддержания, развития и завершения ко-терапевтических отношений.
В этих отношениях мы также будем проходить через определенные этапы и кризисы. Мы будем проживать очарование и разочарование, слияние и дифференциацию, встречаться с крахом иллюзии собственного всесилия в том, чтобы изменить партнёра, учиться договариваться. Кто-то будет с той или иной степенью трудности переходить от этапа к этапу, сохраняя отношения и поддерживая в них жизнь и творчество. Кто-то застрянет на той или иной фазе развития, накопит неудовлетворенности, но так и не расстанется в силу тех или иных причин. А кто-то всю профессиональную жизнь, как, может быть, и личную, будет в вечном поиске идеального партнёра, каждый раз расставаясь на подступах к разочарованию.
И так же, как и в личных отношениях, то, насколько глубоки, устойчивы и комфортны будут ко-терапевтические отношения, зависит от нашей личностной зрелости и тех усилий, которые мы вкладываем в их поддержку и развитие. Я имею ввиду не только усилия по совместной работе с группой или по организации группы, но и внутреннюю работу по осознаванию происходящего, по поиску ресурсов в проживании конфликтов и кризисов, по обучению новым способам взаимодействия с партнёром, которые могут быть необходимы для перехода с одного этапа отношений на другой. А ещё я думаю, что это зависит от времени и интенсивности взаимодействия (количество совместных проектов, например). Согласитесь, что вести иногда вместе разовые семинары, это не то же самое, что вести одновременно несколько терапевтических или учебных групп с еженедельными или ежемесячными встречами и продолжительностью жизни от года и больше. - Отношения между партнёрами имеют, как минимум, два контекста: лично-профессиональный и контекст групповой динамики.
В лично-профессиональный контекст я включаю историю и опыт человеческих отношений партнёров (она может быть гораздо больше, чем история профессиональных), историю профессиональных отношений, в целом, и историю самой ко-терапии. Здесь всё может быть важным — и этап отношений, на котором находятся партнёры, и неразрешенные конфликты между ними, и ресурсы, благодаря которым существует данная пара, и пересечение контекстов, если ко-терапевты помимо профессиональных отношений находятся в каких-то еще друг с другом (дружеских, любовных, семейных и т.д.).
Говоря о контексте групповой динамики я имею ввиду то, что какую бы роль ни занимали ведущие по отношению к группе (если вспомнить возможные виды ролей ведущего из теорий ведения групп), они всё равно становятся частью единого группового поля. Процессы, происходящие в группе, будут отражаться на процессах, происходящих внутри пары. Например, вдруг как на пустом месте возникшее напряжение между ко-терапевтами и даже возможно перерастающее в ссоры, конфликты (в перерывах, а то и на группе) может быть проявлением нелегализованных конфликтов между участниками группы, сдержанной агрессии в группе. Любые темы, особенно связанные с отношениями, актуальные для группы, но не проясненные, не осознанные как таковые ею, могут проявляться через ко-терапевтическую пару.
У этой связи, безусловно, есть и обратная сторона. Отношения ко-терапевтов, так или иначе, будут сказываться на динамике группы. Например, неосознанная конкуренция между ведущими, а то и скрытая борьба за власть, может приводить к тому, что именно эти процессы (жесткой борьбы за власть и неосознанной конкуренции) будут будоражить группу. Если ко-терапевтическая пара находится в слиянии, то группе, которую ведёт эта пара, будет сложнее допустить и выдерживать процессы дифференциации. Если ко-терапевтическая пара устойчива, дифференцирована и поддерживает зрелые функциональные отношения, то и группе будет легче переходить от одного этапа развития отношений к другому. И т.д.
Я думаю, что для понимания происходящего в ко-терапевтической паре и в группе, терапевтам необходимо учитывать оба эти контекста отношений и все указанные связи. И, как мы учим клиентов, студентов направлять своё осознавание на три, предложенные Перлзом зоны — внешнюю, внутреннюю и промежуточную, так и ко-терапевтам в работе можно иметь ввиду данные контексты как своего рода зоны осознавания в процессе ко-терапевтической работы.
*материалы публикуются с согласия автора
**оригинал статьи: verjul.ru