Иллюзии любви

Автор: Наталья Быстрая

«Первый парадокс заключается в том, что обделённый вниманием ребёнок оказывается более привязанным к матери, чем тот, который любим и обласкан. Разве такое возможно? Здравый смысл подсказывает, что отвергаемый ребёнок должен быть менее привязан из-за постоянно ощущаемого отвердения. Это неверное, но логичное допущение основывается на том, что ребёнок обладает той же свободой выбора, что и взрослый. Между тем Фейрберну известно, что никакого выбора у ребёнка нет, и отвергнуть родителя он не может. Единственный выход из тупика — принять родителя, каким бы плохим ни было его поведение. Забыть о том, что мать не занимается его воспитанием и не заботится о нем, ребёнку не удастся, но он будет постоянно стремиться получить это и будучи ребёнком, и повзрослевшим подростком, и так до тех пор, пока его потребности не будут удовлетворены. Дети младшего возраста, даже те, с которыми плохо обращаются и отвергают родители, абсолютно фиксированы( термин заимствован у Фрейда, хотя и в несколько искаженном значении) на своих матерях. Чем сильнее их подавляют, тем сильнее фиксация». 

Дэвид П. Селани Иллюзии любви. 

Я взяла этот кусок из книги в дополнение к моему предыдущему тексту про мазохизм. 
Здесь хорошо описана та самая алогичность, про которую я упоминала ранее — чем более болезненные отношения с близкими, тем меньше возможности отделиться. 
Механизм труден для понимания, пока не принимаешь во внимание вот что: здесь задет пласт выживания ребёнка. 
Малыш так неистово цепляется за мать, потому что без неё он умрет. В этом паттерне остро связаны вопросы жизни и смерти. 

Фейерберн приводит очень яркий пример — сон клиента. 
Фигуры: спящая мать, голодный ребёнок и пудинг, который, возможно, отравлен. 
Клиент, рассказывая свой сон, очень чётко описывает отсутствия выбора: съем — умру от яда, не съем — от голода. 

Природа дала и ребёнку, и матери по своему инстинкту, и способу налаживания отношений. Ребёнок искусно привлекает мать то плачем, то гулением, то ангельской улыбкой. Мать тоже выстраивает контакт с ребёнком через ласковое прикосновение, нежный взгляд, ласковый голос. Чтобы она была способна на все вышеописанное, в кровь выбрасывается гормон, отвечающий за материнский инстинкт — пролактин. Причём, малыш усердно стимулирует его выработку, когда сосет молоко. 

Когда в этом месте природа даёт сбой, разворачивается большая жизненная драма. 
Если учесть, что инстинкт выживания, а вместе с ним и потребность в близости являются очень важными в младенчестве, то представьте, до какой степени малыш переполнен отчаянием и ужасом, в случае, если мать не отзывается, не подходит, не улыбается. 
Когда ужас достигает апогея, малыш отчаивается, замирает и замолкает. Но нет, он не успокаивается, это ложное успокоение, обозначающее скорее смерть надежды, чем достижение комфорта. 
Если травма не так глубока, то дальше незавершенное берет верх, и малыш всеми путями стремится добиться того, что ему так нужно. 
Во взрослом возрасте все это успешно проигрывается и проживается в дисфункциональных отношениях. 

Хорошо помню своё изумление в начале практики, когда выслушав рассказ клиентки о ее шокирующей семейной ситуации, переполненной эмоциональным и физическим насилием, я спросила: «Что заставляет вас оставаться рядом? Почему вы не боретесь? Он ведь может убить вас в следующий раз». 
Я искренне пыталась понять как изнутри формируется этот выбор клиентки, через какие искажающие линзы она видит этот мир и саму себя. Но не находила ответов. 

Инстинкт выживания проделывал с клиенткой страшную штуку — он побуждал цепляться за опасное, заставлял оправдывать насильника и придумывать светлое будущее «это было со мной в последний раз». 
Не в силах напитаться любовью, без которой он, по его ощущениям, она умрет, клиентка хваталась за жестокость в надежде выдавить хоть «пару капель молока из материнской груди». 

К сожалению, в этой истории речь идёт не о выборе, а полном отсутствии его. Нет меня — не могу выбирать. Не имею права. Разрушено и искажено также само понятие нормы. То, что нормой совсем не является, за неё принимается. 

А дальше вот что — неудовлетворенные потребности суммируются. Ведь каждая появляется в своём возрасте и требует удовлетворения, если же потребность не закрывается, то все происходит по принципу незавершенной ситуации — энергия возбуждения циркулирует годами, не находя возможности быть разряженной. 
Потребность становится навязчивой, заглушающей все, мешающей удовлетворению других потребностей и толкающей на безумные поступки. 

А что с младенцем и его непутевой матерью? — Он начинает придумывать образ матери, преувеличивая ее ценность и важность с каждым днём. Возникает сильная сцепленность с матерью — «я не могу отлепиться». 

Не получая важного, малыш не может взрослеть. И тогда мать становится чем-то совершенно бесценным, крайне необходимым. Надо ли говорить, что при таких обстоятельствах не формируется опора на себя. Обволакивающий ужас искажает восприятие. Поиск ресурсного другого невозможен. 

И что тут основное? Кто тут наиболее прав — Перлз с его опорой на пищевую потребность, Фрейд с опорой на сексуальную или Боулби с опорой на идею эмоциональной привязанности, крайне важную для выживания малыша и формирования его личности? 

Во всех трёх есть общая динамика — напитавшись, отползти. У малыша с дисфункциональной матерью не происходит напитывания. 
Знакомо вам такое — когда клиентское время закончилось, а он судорожно стоит в дверях, тянет время и не уходит? Он не может напитаться. И, соответственно, не может отойти. 

Эмоциональный голод гонит по жизни такого человека и побуждает вступать в патологические отношения в надежде что хоть кто-то наконец-то «накормит» его. 
Но снова, и снова переживает фрустрацию. 

Параллельно происходит ещё одна вещь — возникает привычка. Поле страдания становится знакомым и до некоторой степени комфортным ( с опаской употребила это слово, но судя по словам клиентов, это именно так), а тёплые близкие отношения пугающими. 

Отсутствует навык добывать любовь, удерживать ее и транслировать. Кажется, что она нужна, как воздух, но при получении потока любви человек не знает, что с ней делать. 

Отступлю ещё немного назад. 
При здоровом развитии постепенно формируется ощущение собственной отдельности, т. е. происходит дифференциация на Я и Не-Я. 
Кроме этого, интегрируется образ матери. И плохая, и хорошая соединяются воедино и переживаются целостно. 
Так вот, при дисфункциональных отношениях с матерью всего этого не происходит. 
Иногда взрослые клиенты очень точно описывают этот феномен: «Я не знаю, где я кончаюсь и где начинаюсь. Я не знаю кто я и какой я». 

Образ Ведьмы отщепляется, Святая Мать остаётся в доступе. 
Очень трудно совместить, что это одна и та же мать. Ведь тогда, возможно, ее захочется отвергнуть, а это, напомню, связано с инстинктом выживания. 

Парадокс в том, что страх выживания очень ярко присутствует у подобных клиентов в любом возрасте. Тогда в терапии приходится делать работу по дифференциации и интеграции. 
Восстанавливать нарушенный образ Я приходится буквально по крупицам, начиная с кожных покровов. 

И есть ещё одна важная зона — воспоминания. Хороших воспоминаний либо совсем нет, либо их начисто затмевают плохие. 

Я хорошо помню эту натужную потребность найти после смерти родителей и довольно токсичного опыта взаимодействий эпизоды хорошего отношения ко мне. Вспомнить, как они меня любили хотя бы 5 минут подряд без боли и упрёка. 
Зачем мне, взрослой и знающей, умеющей обходиться со своими чувствами и потребностями, обладающей навыками саморегуляции и умеющей справляться с легким и сложным, эти воспоминания? 
Могу сказать лишь одно — возникает печальное успокоение вместо ощущения своей чудовищности, что меня такую даже любить нельзя. 

Вся эта сутолока вокруг любви образуется благодаря неубиваемой надежде. Вот почему книга называется «Иллюзии любви». 

Клиент с подобным опытом бесконечно вращается в вихре надежд. Рождаясь и умирая они организуют бесконечный хоровод, скрывающий нечто более важное — существующую реальность. 
Как вам слова: «Твоя мать никогда не будет любить тебя так, как бы тебе хотелось» или: «Твоя мать никогда не будет любить тебя».
 
Чувствуете, как руки тянутся в надежде уцепиться за что- то, потому что весь мир разом поплыл? 
Так формируются эти патологические свитки: если клиент не может ощутить себя и другого отдельным, то он вынужден пребывать в слиянии, вынужден быть поглощенным или поглощать сам. Ключевое — вынужден. Нет никакого выбора. Он доступен отдельным личностям, а не сцепленным системам. 
Нет никакого выхода. Доступно лишь проигрывание уже знакомого, вдоволь заезженного. 

Звучит как безысходность, рок, проклятие. «Я, как заколдованная. Его, как подменили.» 
А дальше включается вирусная передача этого механизма дальше. 

Где выход? — Кто-то идёт к Богу, кто-то к гадалкам, кто-то в психотерапию. 

Конечно, психотерапевт никогда не заменит хорошую мать, не отрастит ресурсную грудь, он может дать малое — новый опыт взаимоотношений, хорошую комбинацию фрустрации и поддержки, причём, второго в этом требуется в разы больше. 

Поможет оплакать утрату образа доброй матери, сопроводит в интеграции доброй и злой, научит обращаться за удовлетворением потребностей к другим людям, расскажет, как это все переваривать, усваивать и делать частью нового опыта, доступного к опознаванию. 
Но воистину огромную работу во всем этом проделывает сам клиент, а также его окружение. 
Ведь если один винтик в системе изменится — изменения коснутся всей системы. Скрипя и чертыхаясь, она вынуждена будет встать на другие рельсы

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

5 × три =